Я бреду по ереванской жаре от бульбуляка до бульбуляка. Как собака, пометил все эти здешние водопои. И Анжелика, чурчхела моего сердца, гонит меня брызгами от каждого из них. На местном рынке женщины прятались от моего объектива за пучками укропа. Мясники рубили в честь меня мясо и фотографировались с Анжеликой.

Ереван. Понедельник. В Ереване мужчины на улицах как картонные фигуры застыли в самых нелепых позах, исподлобья глядя на меня. Был бы скульптором — наставил бы таких бронзовых фигур по всему Северному проспекту армянской столицы.

Первый же выпивоха ереванских трущоб рассказал как Ной спустился с Арарата именно в местный район Конд, и в Конд сразу начала зарождаться жизнь на Земле. По другой версии Кобзон купил здесь недостроенную гостиницу. Впоследствии две версии объединились в одну и в Кобзоне признали Ноя, а в Ное — Кобзона. Гостиницу так и не достроили.

Ты только одной ногой входишь сюда, а тебя уже со всех сторон затягивают в гости.

По сарафанному радио вверх по этажам соседнего дома идет новость что у Кнарик (это «лира» по-армянски) какие-то русские гости. Спускаются соседи. Кнарик (это «лира» по армянски) несет старые фото мужа и свои. Кнарик в молодости глядит на нас у памятников ВДНХ.

— Вы же ничего не покушали! — сокрушает Кнарик.

А мне кажется, мы объели бедную старушку — будь здоров! по армянским меркам «мы ничего не покушали»…

Таксист, похожий на пасечника, зашвырнул свою широкую шляпу «а-ля Горький» за заднее кресло, усами задевая за коробку передач, привез нас к дому Карена и Оли, наших благодетелей на армянский период. У Карена во дворе шест с муляжным петухом наверху и вокруг него мужики играют в домино. Небо, как и над всей остальной Арменией, завешано бельем, а посреди двора вкопан в землю огромный бюст Ленина.

Из первого же окна скульпторы этого бюста зазвали нас к себе. Среди пыли, побелки и гипса обнаружилось вино, фрукты, водка, и бесконечные споры «Кто в мире армян!?»

За короткий срок к армянам были причислены Микеланджело, Суворов и Пол Маккартни. Спустя час застолья, один из них, вызывая такси по телефону, так и просил: «Такси к бюсту Ленину пожалуйста! Нет, минут через 30! Мне надо побриться, помыться… (дальше идет всё описание его жизни)… А потом поедем в Министерство Обороны!»

На утро на арендованной Daihatsu с неработающим ручным тормозом мы двинулись в кругосветное путешествие по Армении. Арарат оставался сзади. Впереди был север страны. Я — за рулем; Анжелика, севан моих глаз, рядом.

Близ Ахпатского монастыря бродит потерянный и ошалевший от Армении бразилец. Как сюда попал — вообще непонятно. К нему из леса вышла кавказская бабушка со сканвордом в руках и спрашивала какое то слово. Помутнение бразильца стало еще явственнее.

По деревням рассекают дети на жигулях — им 12 лет отроду нет, а уже за рулем. Все 4 двери в данном творении отечественного автопрома ввиду его старости надо при езде придерживать руками. Видел-видел, как оконное стекло в одной из миллиарда здешних «Волг» было открыто ровно настолько, насколько нужно было, чтоб высунуть большой армянский нос. Гоголь бы прослезился, увидев такое!

Тут нет телефонов — c дальнего конца села Одзун до Верхних Алаверды, если что надо, просто кричат. Местная детвора на камеру показала нам все свои умения. Умения заключались в «Танго с собачкой», в хождении колесом и в том, чтобы проскакать на одной ноге вокруга памятника невернувшимся войнам.

Вечером в обществе дяди Гургена и дяди Сурена мы смотрели матч сборной против Польши. Дядя Гурген называет Аршавина «Аршавяном». Я даже надел галстук, так как на утро мне должен был исполниться 31 год. В галстуке посреди Дилижана вы увидите меня в следующей серии моих армянских приключений.